– …и новая музыка, новая музыка, новая… – гремит у меня над ухом.
Я вздрагиваю и разлепляю глаза. Дремать, прислонившись к парапету на набережной Мойки, – так себе развлечение, но с тех пор, как случился мой перевод в Санкт-Петербург, нормально выспаться у меня не получается. Особенно в последние три дня. Только начнешь клевать носом, немедленно раздается какая-нибудь бодрая песенка.
Работа у меня, казалось бы, несложная: ходить по городу и наблюдать за равновесием сил на разных его слоях (город, чтоб вы знали, он как многослойный пирог). Только порой ходить и наблюдать приходится с утра до ночи и обратно. Потому что, если тебя не послали прицельно (начальство, например, уж пошлет так пошлет), сразу и не узнаешь, где и в чем состоит нарушение.
Взять ту же музыку. Формально она ничего не нарушает. На нее пока никто не жалуется. Однако лично меня этот феномен тревожит, но даже спросить про него не у кого... Стоп, как это не у кого?! Совсем котелок мой от недосыпа не варит. Есть у кого!
– Андрюха, – говорю я в пространство, – у нас тут музыка какая-то… дикая…
Читать дальшеМой негласный помощник (хотя мне порой кажется, что это я у него на подхвате) материализуется рядом со мной буквально сразу же. Выглядит он как персонаж из популярного сериала и является то ли одним из духов-хранителей Санкт-Петербурга, то ли частью его культурного кода (второе так наверняка). Сам он, конечно, утверждает, что видит себя таким во сне, но мы оба понимаем, что все намного хитрее.
– Привет, Славка, – иронично улыбается Андрюха. – Чего у нас опять плохого?
Если про сон все же правда, с завистью думаю я, его тело отдыхает, пока душа со мной в образе героического мента приключается.
– Музыка дурацкая, – ворчу я. – Источника у нее нет. Объяснения ей тоже нет. А главное, она мне спать не дает.
– Поэтому ты не даешь спать мне?
Не спрашивайте, как получается, что мы живем в одном городе, но у меня день, а у него ночь. Мы постановили считать, что раз пространство сложно, а время нелинейно, то возможно все. Андрюха тем временем прислушивается к этому самому пространству и выдает:
– Дурацкая, говоришь? Как по мне, хороший такой джаз. Классика джаза, между прочим.
– Джаз?! У меня только рок-н-ролл или попса… голимая, – фырчу я и примирительно добавляю: – Это пока не нарушение, но я не понимаю, что происходит, а очень хотелось бы. Может, у тебя есть идеи, откуда эта музыка берется? Вдруг у тебя было дело про каких-нибудь музыкантов или еще что?
– Музыканты… – он задумчиво потирает подбородок, а потом решительно спрашивает: – Скажи, в этом конкретном пространстве Новую Голландию тоже реконструировали?
– Да, – киваю я.
– Тогда идем. Покажу тебе настоящих питерских музыкантов. Да не смотри ты так. Скоро поймешь, что я имею в виду.
Когда мы входим на территорию рукотворного острова, мне действительно становится все понятно. Осенью (особенно там, где погода переменчива до безобразия) все уличные фестивали благополучно мигрируют с улиц в специально отведенные для этого помещения. Фестиваль уличных музыкантов в Новой Голландии, напротив, был в разгаре. Так что его участников и впрямь можно было назвать настоящими питерскими – их не пугало хмурое небо над головами.
– Сейчас найдем кого-нибудь колоритного, и спросишь у него про свою музыку, – заверяет меня Андрюха и резко останавливается, ловя в объятия невысокую кудрявую девушку: – Сударыня, надо не только под ноги смотреть, но и по сторонам!
– Простите! Извините! – растерянно выдыхает она и, поднимая на него глаза, спрашивает: – Вы тут нигде флейту случайно не видели?
– Волшебную? – усмехается мой спутник, разжимая руки.
– Да, волшебную флейту, – робко отвечает девушка.
– Славка, это же по твоей части? У девушки волшебная флейта пропала. Как давно, кстати, и при каких обстоятельствах?
– Не совсем по моей, – отвечаю я. – По моей будет, если эта флейта и впрямь волшебная, а ее волшебство будут использовать не по прямому назначению.
– Она правда волшебная! Честно-честно! – мелко кивает девушка.
– Так когда и при каких обстоятельствах… – смешливо повторяет Андрюха.
– В самом начале фестиваля, три дня назад, – девушка призывно машет нам рукой и устремляется в ту же сторону, куда мы сами намеревались пойти. – Вон там наше место. Ребята вещи распаковывали, я микрофон настраивала, потом смотрю, а флейты-то нет. Сначала решила, что мы ее на репбазе забыли. Теперь у меня такое ощущение, что она где-то здесь, на острове, только никак не пойму где.
Около кирпичной стены девушку ждут два парня с гитарами – один потолще и повыше, второй потоньше и пониже. К стене за их спинами прикреплен баннер с надписью «Котейкины затейки», из чего я делаю вывод, что это словосочетание является названием музыкального коллектива.
– Чем именно она волшебная, эта флейта? – интересуется Андрей.
– Разгоняет тучи, поднимает настроение, а если тот, кто играет, от чистого сердца что-то пожелает и вплетет это в мелодию, желание сбудется, – отвечает девушка.
– А если не от чистого? – уточняю я.
– Не от чистого не сработает.
– Тогда ищи, кому выгодно. Если правонарушения совершить нельзя, но можно сделать что-то хорошее, взял тот, кому это хорошее очень нужно… – начинает Андрюха.
– …и кто умеет играть на флейте, – заканчиваю я.
– Ой, – девушка испуганно прижимает ладони к груди, – я про такое и не думала. Я думала, она потерялась или ее кто-то со своими инструментами случайно унес. Тут же при открытии такая неразбериха была. Мы сначала места перепутали…
– С кем?! – хором спрашиваем мы с Андрюхой.
– С «Собаками-барабаками»! – сообщает высокий парень. – Их солиста в тот день подруга бросила, он расстроился и места перепутал.
– Когда менялись, Сашка пообещала ему сыграть, чтобы сердце успокоилось, – добавляет тот, что пониже.
– Сашка – это я, – поясняет девушка и представляет нам своих коллег, – а это Фома и Герман.
– И кто знал?! – ликует Андрюха, смотря на меня. – И кому выгодно?!
– Солисту «Собак», – озвучиваю я его мысль для Сашки, Фомы и Германа. – Особенно если он не только поет, но таки умеет играть на флейте.
– Умеет, – девушка всплескивает руками. – Он же мне тогда еще сказал, что сам может и лучше меня знает, что ему надо.
Солиста «Собак-барабак» мы находим сидящим на газоне. Рядом с ним лежит открытый футляр с флейтой.
– Точно моя! – ахает Сашка. – Матвей, немедленно отдай флейту! Я ее который день по всему острову ищу!
– Да забирай! – бросает парень. – Никакого толку от нее нет, от твоей флейты! Никакая она не волшебная! Все ты наврала, кошка драная!
– Это ты, собака страшная, желать не умеешь! – топает ногой Сашка. – Я поняла, ты Розку хотел вернуть, а так нельзя!
Они с Матвеем и впрямь становятся похожи на кошку с собакой, которые вот-вот сцепятся между собой.
– Не хотел! – огрызается он. – Точнее, хотел, но не так, как ты думаешь! Я хотел, чтобы вокруг нее играла музыка – моя, ее любимая, наша общая. Вспомнит она о том, что у нас было хорошего, – вот ей песня о любви. Загрустит, а мой голос ей споет, что все будет хорошо. Так бы она ко мне и вернулась.
– Так вот кто эту дикую музыку вызвал! – подаю голос я, пока Сашка с Матвеем не переругались окончательно. – Послушай, парень, не знаю, как там твоя Роза, но я из-за этой музыки не высыпаюсь. Она, видимо, считает своим долгом держать меня в тонусе. Так что давай отменяй.
– То есть сработало?! – Матвей вскакивает на ноги. – Сработало, да?! Только я не знаю, как отменить…
– Вот так всегда, – говорит ему Андрюха. – Запомни, а лучше запиши: если собираешься во что-то влезть, сначала подумай, как будешь вылезать обратно. На будущее пригодится.
– Никакая эта музыка не дикая, – вздыхает Сашка, – а даже если и так, сейчас я ее приручу.
Она берет флейту и начинает играть. Пока она играет, мне кажется, что мир звуков приходит в движение и то, что раньше было хаотичным, становится упорядоченным.
– Теперь все, кому важно будет услышать нужную музыку в нужное время, будут ее слышать, – сообщает девушка, доиграв композицию, – но только не прямо в голову, а по радио, по телевизору, из открытого окна, из проезжающей машины, от уличных музыкантов…
– И Роза тоже будет слышать? – уточняет Матвей.
– И Роза тоже, – согласно кивает Сашка.
– Неужели наконец высплюсь, – говорю я, когда мы с Андрюхой неспешно бредем по аллее.
– С твоей работой – не факт, но никакая дикая музыка тебя точно больше не побеспокоит. Она теперь вся домашняя.
– Знаем мы этих домашних, – смешливо ворчу я. – Они к себе больше внимания требуют. То лоток поменяй, то лапы помой, то вообще подои. Совсем без человека обойтись не могут!
– А ты человек? – серьезно спрашивает мой спутник, в глазах у него при этом светится лукавство.
– Не факт, – сдерживая улыбку, не менее серьезно отвечаю я.
– Я так и знал!
Мы дружно смеемся, и наш смех сливается с музыкой, звенящей над островом. Он становится частью этой музыки.
